Онлайн чтение книги крылатые и бескрылые глава четырнадцатая. Н

I

Беднее захудалого
Последнего крестьянина
Жил Трифон. Две каморочки:
Одна с дымящей печкою,
Другая в сажень — летняя,
И вся тут недолга;
Коровы нет, лошадки нет,
Была собака Зудушка,
Был кот — и те ушли.
Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка.
А Грише не сиделося.
Ушел в поля, в луга.
У Гриши — кость широкая,
Но сильно исхудалое
Лицо — их недокармливал
Хапуга-эконом.
Григорий в семинарии
В час ночи просыпается
И уж потом до солнышка
Не спит — ждет жадно ситника,
Который выдавался им
Со сбитнем по утрам.
Как ни бедна вахлачина,
Они в ней отъедалися.
Спасибо Власу-крестному
И прочим мужикам!
Платили им молодчики.
По мере сил, работою,
По их делишкам хлопоты
Справляли в городу.
Дьячок хвалился детками.
А чем они питаются —
И думать позабыл.
Он сам был вечно голоден,
Весь тратился на поиски.
Где выпить, где поесть.
И был он нрава легкого,
А будь иного, вряд ли бы
И дожил до седин.
Его хозяйка Домнушка
Была куда заботлива,
Зато и долговечности
Бог не дал ей. Покойница
Всю жизнь о соли думала:
Нет хлеба — у кого-нибудь
Попросит, а за соль
Дать надо деньги чистые,
А их по всей вахлачине,
Сгоняемой на барщину.
По году гроша не было!
Вахлак тянул «Голодную»
И без соли — приправленный
Корою — хлеб жевал.
И то уж благо: с Домною
Делился им; младенцами
Давно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не будь рука вахлацкая
Щедра, чем бог послал.
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка —
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).
Соленая

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди — умрет!
Дала кусок,
Дала другой —
Не ест, кричит:
«Посыпь сольцой!»
А соли нет,
Хоть бы щепоть!
«Посыпь мукой», —
Шепнул господь.
Раз-два куснул,
Скривил роток.
«Соли еще!» —
Кричит сынок.
Опять мукой...
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!
Хвалилась мать —
Сынка спасла...
Знать, солона
Слеза была!..

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал — тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась, — и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Кому отдаст всю жизнь свою
И за кого умрет.
Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью оживающей
Святая песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.
Взвесь силу гордую.
Взвесь волю твердую:
Каким идти?
Одна просторная —
Дорога торная,
Страстей раба,
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.
О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.
Кипит там вечная.
Бесчеловечная
Вражда-война
За блага бренные...
Там души пленные
Полны греха.
На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.
Другая — тесная
Дорога, честная,
По ней идут
Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд
За обойденного.
За угнетенного —
Умножь их круг,
Иди к униженным,
Иди к обиженным —
И будь им друг!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет — ей внемлют чистые, —
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего.
На честные пути,
Немало их оплакала
(Увы! Звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина.
Как ни забита барщиной
И рабством — и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца...
Ему судьба готовила.

II

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать.
Но ты не погибнешь, я знаю.
Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.
И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе — раба,
Но мать уже вольного сына!..

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала,
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, —
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
Всё спит еще, не многие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет — как лист дрожит.
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит на отлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся.
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он — измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
А с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:

Бурлак
Плечами, грудью и спиной
Тянул он барку бечевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.
И падал он, и вновь вставал,
Хрипя, «Дубинушку» стонал;
До места барку дотянул
И богатырским сном уснул,
И, в бане смыв поутру пот,
Беспечно пристанью идет.
Зашиты в пояс три рубля.
Остатком — медью — шевеля,
Подумал миг, зашел в кабак
И молча кинул на верстак
Трудом добытые гроши
И, выпив, крякнул от души,
Перекрестил на церковь грудь.
Пора и в путь! пора и в путь!
Он бодро шел, жевал калач,
В подарок нес жене кумач.
Сестре платок, а для детей
В сусальном золоте коней.
Он шел домой — неблизкий путь,
Дай бог дойти и отдохнуть!

Ни школы, где бы не спорили
О русском мужике.)
Ему всё разом вспомнилось,
Что видывал, что слыхивал.
Живя с народом, сам.
Что думывал, что читывал,
Всё — даже и учителя,
Отца Аполлинария,
Недавние слова:
«Издревле Русь спасалася
Народными порывами».
(Народ с Ильею Муромцем
Сравнил ученый поп.)
И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая, Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!
В рабстве спасенное
Сердце свободное —
Золото, золото
Сердце народное!
Сила народная,
Сила могучая —
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, —
Русь не шелохнется,
Русь — как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая, —
Встали — небужены,
Вышли — непрошены,
Жита по зернушку
Горы наношены!
Рать подымается —
Неисчислимая!
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Горячо сказалася правда в ней великая!
Вахлачков я выучу петь ее — не всё же им
Петь свою „Голодную“... Помогай, о боже, им!
Как с игры да с беганья щеки разгораются,
Так с хорошей песенки духом поднимаются
Бедные, забитые...» Прочитав торжественно
Брату песню новую (брат сказал: «Божественно!»),
Гриша спать попробовал. Спалося, не спалося,
Краше прежней песенка в полусне слагалася;
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного —
Пел он воплощение счастия народного!..

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Песнь Ангела Милосердия.


Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.


Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую:
Каким идти?


Одна просторная -
Дорога торная,
Страстей раба,


По ней громадная,
К соблазну жадная,
Идет толпа.


О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.


Кипит там вечная
Бесчеловечная
Вражда-война


За блага бренные...
Там души пленные
Полны греха.


На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.


Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут


Лишь души сильные,
Любвеобильные
На бой, на труд


За обойденного,
За угнетенного,
Умножь их круг,


Иди к униженным,
Иди к обиженным -
И будь им друг!

Другие статьи в литературном дневнике:

  • 28.04.2015. Зинаида Гиппус- Нелюбовь.
  • 26.04.2015. Н. А Некрасов отр. поэмы Кому на Руси жить хорошо
  • 22.04.2015. Некрасов-Человек и гражданин. Отрывок поэмы Красив
  • 02.04.2015. Мороз по коже... , уметь бы так писать!!!

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Николай Алексеевич долго думал над этим произведением, надеясь создать в нем «народную книгу», то есть книгу полезную, понятную народу и правдивую. В эту книгу должен был войти весь опыт, данный Николаю Алексеевичу изучением народа, все сведения о нем, накопленные, по словам Николая Алексеевича, «по словечку в течение 20 лет».
Глеб Успенский

«Я думал», - говорил Некрасов, - изложить в связном рассказе все, что я знаю о народе, все, что мне привелось услышать из уст его, и я затеял «Кому на Руси жить хорошо». Это будет эпопея современной крестьянской жизни».

Хотя поэма «Кому на Руси жить хорошо» так и осталась незаконченной, но Некрасов выполнил обещание. Он действительно изложил в поэме все, что знал о народе, что привелось ему слышать из уст его.

Семь временнообязанных ушли искать правду о счастливом человеке. Поэт провел крестьян за собой по родной земле и показал, что счастливый человек тот, для которого

Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего.

Свободу Некрасов считает первоочередной необходимостью.

В 1861 году власти дали крестьянам волю, но никто от этого счастливее не стал. Вообще, по-настоящему счастливого человека нет.

«Народ освобожден, но счастлив ли народ?» - пишет в своей поэме Н.А. Некрасов.

Крестьяне освобождены, но теперь они сами себя закрепощают, так как не могут жить иначе. Они уже привыкли к этому порабощению. Они живут, как и перед отменой крепостного права: бедно, голодно, холодно. Крестьяне - люди, «досыта неедавшие, солоно не хлебавшие». В их жизни изменилась только в том, что теперь их «вместо барина будет драть волостной». Их тяжелая жизнь подчеркивается всем: описанием жизни народа в песнях, названием деревень, губерний и пейзажей:

Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дыряева,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож.

В поэме отчетливо видна вся правда народной жизни: показана безрадостная, бесправная, голодная ее сторона. «Мужицкое счастье, - с горечью восклицает поэт, - дырявое с заплатками, горбатое с мозолями».

У каждого крестьянин есть свое понимание счастья, у одних оно связано с борьбой, у других с бездействием. Ища ответ на вопрос «Кому на Руси жить хорошо?», странники приходят на ярмарку в село Кузьминское. Они, раздобыв водки с помощью самобранки, бросают в праздничной толпе клич: если есть кто счастливый, то ему нальют даром водки. Но оказалось, что все безумно счастливы.

Счастлив солдат, выживший в двадцати сражениях, старуха, у которой уродилось «реп до тысячи» на огороде и много таких «счастливчиков». Из всего этого вопрошающие поняли, что никто из них не понимает, что вообще означает слово «счастье».

Для попа - это «покой, богатство, честь», но покоя у него нет, он стал беден, так как стал совершенно нищ народ, а чести, как не было у попа, так и не будет.

Но в поэме есть крестьяне, которые не утратили способность к самопожертвованию, душевное благородство. К ним можно отнести Матрену Тимофеевну, Савелия , Якима Нагого, Ермилу Перина, Агапа Петрова и, конечно, правдоискателей. У них своя личная цель, поставленная в жизни, которая направляет их на поиски правды. Правдоискатели представляют счастье народное в вольготности и веселости их жизни:

Не надо мне ни серебра,
Ни золота, а дай Господь,
Чтоб землякам моим
И каждому крестьянину
Жилось, вольготно, весело
На всей святой Руси.

В понимании Матрены Тимофеевны Корчагиной счастье немыслимо, если нет семьи и детей. Для нее счастье - терпенье, труд. Эта позиция близка и некоторым другим крестьянам.

Яким Нагой - это яркий образ правдолюбца, праведника, который пренебрег возможным финансовым благополучием, сделав выбор в пользу духовного преображения. Яким живет в условиях аналогичных другим, но раньше было скоплено у него с женой 35 целковых, но при пожаре он первым делом бросился спасать картинки, а его спутница - иконы. Значит, тяжелая жизнь не смогла убить его любовь к прекрасному. «Хлеб» душевный ему дороже хлеба насущного. Он, понимал всю ширину, необъяснимость души человека, его способность к борьбе, загубленную в вине, произносит пламенную речь:

У каждого крестьянина
Душа, что туча черная.
Гневна, грозна - и надо бы
Громам греметь оттудова
Кровавым лить дождем,
А все вином кончается.

Также ярко выделяется образ Ермила Перина: чистого, неподкупного «заступника» народного. Но Н.А. Некрасов не показывает его идеальным героем, нет, он показывает, что Ермила - прежде всего человек, у которого есть родные, любимые люди. Ведь он хотел послать вместо Митрия сына крестьянки, но сам же и признался в своем проступке. Потом его посадили в острог, но мы точно не знаем за что именно: или за предательство крестьян, или за отказ их принять. Образ Перина свидетельствует о потаенных в народе духовных силах, богатых моральных качествах простого народа. Под счастьем они понимает правду, преданность, честность.

В поэме неотступно следует за странниками сказочный мир, где встречаются богатыри. Этим богатырем является Савелий. Он могуч, как Святогор - самый сильный, большой, но и самый неподвижный богатырь из всех. Он хочет избавиться от уз рабства, но для этого ничего существенного не делает. Конечно, Савелий вместе с корежскими мужиками освободились от Фогеля, но за это он отбыл двадцать лет в ссылке. К сожалению, на смену этому тирану придет другой. Савелий - стихийный бунтарь, обладающий своей народной философией: «Недотерпеть - пропасть, перетерпеть - пропасть».

Даже крестьянское терпение для Савелия - олицетворение их силы:

Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней - сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит-катается
На колеснице огненной…
Всё терпит богатырь!

Но он не спешит делать преждевременные выводу касательно будущей судьбы крестьян:

Не знаю, не придумаю,
Что будет? Богу ведомо.

Он все пускает на самотек, что будет - знает только Бог. Но его понимание счастья - свобода, а это самое главное. Савелий не изменил своим мнениям, даже пройдя тернистый, трудный путь.
Слово «счастье» для каждого человека означает разное, а значит и дороги к его достижению разные

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа
Другая — тесная
Дорога, честная,
По ней идут
Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

Первая дорога - дорога зла, дорога греха, по которой идут все богачи, которые не скупятся ничем. Другая дорога - дорога добра, честности и благодушия, но в тоже время это дорога бедноты, голода. Но люди, идущие по ней сильны, и если восстанут, то перед ними ничто не устоит. Им надо только «проснуться» от долгого сна, и они победят. Эту тему мы видим в легенде о «двух великих грешниках», которая призывает к пробуждению, зовет восстать против угнетателей.

Отражение революционно-демократических идей связано в поэме с образом автора и народного заступника - Гриши Добросклонова. Основной мотив его песен - любовь к родине и народу. Он готовит себя к подвигам во имя народа, страны и их свободы. Гриша думал, что добиться отмены крепостного права можно только путем революции. Такого же мнения придерживался и сам Н.А. Некрасов.

Николай Алексеевич искренне верил в то, что народ в коне концов насытиться своей крестьянской участью и перестанет ее терпеть. Поэт смог заметить «искру скрытую» могучих внутренних сил, заключенных в народе, смотря вперед исключительно с надеждой и верой:

Рать поднимается
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая.

Души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую:
Каким идти?

Одна просторная -
Дорога торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная,
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные…
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая – тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд

За обойденного,
За угнетенного -
Умножь их круг,

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
И будь им друг!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет – ей внемлют чистые, -
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара Божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Увы! Звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством – и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца…

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына!..

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала,
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, -
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем.
Всё спит еще, не многие
Проснулись: два подьячие ,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет – как лист дрожит.
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как девка, косу