Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счёте побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределённое, - все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчёркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников - не исключая и самого великого немца - усмотрели романтический аналог гётевского «Фауста».

Никогда ещё непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «космичен» в своём презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда ещё его образы так не походили своей отчуждённой масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо ещё у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора - а, следовательно, и для его аудитории - монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.

Поэма открывается, как и гётевский «Фауст», подведением предварительных - и неутешительных - итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освящённого высокой целью и бесконечно одинокого существования.

Науки, философию, все тайны
Чудесного и всю земную мудрость -
Я всё познал, и всё постиг мой разум:
Что пользы в том?

Так размышляет разуверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего ещё жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделённый таинственным знанием запредельного отшельник, - это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи - и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным», - отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмой дух - дух Судьбы - появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.

Одиноко скитающегося по горным утёсам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами - встречает в миг, когда Манфред, приговорённый к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти - отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: «Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей - от нас самих, / Жизнь для меня - безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут...»

Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп - одной из сонма «властителей незримых», чей ослепительный образ ему удаётся вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь...

С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, «в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана»; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, «что знали только в древности». Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрёл власть над духами. Но все эти духовные сокровища - ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, - Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.

«Фея. Над мёртвыми бессильна я, но если / Ты поклянёшься мне в повиновеньи...» Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он - влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.

Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трёх парок, готовящихся предстать перед царём всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трёх ведьм в шекспировском «Макбете»; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них «...женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью / превращала / В безумцев мудрых, глупых - в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе...» Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне - огненном шаре.

Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.

Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: «Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука - / Обмен одних незнаний на другие». Манфред просит Немезиду вызвать из небытия «в земле непогребенную - Астарту».

Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: «Заутра ты покинешь землю». И растворяется в эфире.

В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предаётся хозяин замка, он считает своим долгом призвать его «очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом». «Слишком поздно», - слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: «Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок - я тоже». Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы ещё раз насладиться величественным зрелищем заката солнца - последнего в его жизни.

А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта - «единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось...» Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.

Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждёт рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. «Дух. Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, - один». Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остаётся несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гётевского «Фауста», то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред («Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья»).

«Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!» - бросает он на прощание аббату.

Пересказал

Драматическая поэма «Манфред» Джорджа Байрона – его первый шаг в драматургии. Изначально предназначалась для чтения, а не для сценической постановки, была названа автором «поэмой в диалогах белым стихом». Спектакль был поставлен после многочисленных переработок 17 лет спустя после написания.

Поэма пропитана мистицизмом. Эпиграфом служат шекспировские строки о вещах, которые «не снились философии». Сам Байрон называет произведение «необузданным, метафизичным и необъяснимым». Главный герой граф Манфред способен повелевать духами, связан с потусторонними силами, но появление таких способностей и события его прошлой жизни остаются для читателя нераскрытыми. Поэма построена на терзаниях главного героя, попытках найти покой, но причины их описаны полунамеками, сохраняя интригу даже в финале.

Действие происходит в графском замке, расположенном в Бернских Альпах, их окрестностях. Действующие лица – Манфред, аббат, охотник, слуги. Большинство реплик произносят бестелесные духи, мистические персонажи.

Акт первый

Знакомит читателя с главным героем, интригует его метафизическими способностями и позволяет проникнуться душевными муками.

Первая сцена

Знакомство с Манфредом происходит в полночь в готической галерее. Монолог героя полон страданий, жалоб на усталость от жизни. Его душа измучена непосильной ношей абсолютного вселенского знания, но лишена познания обычных человеческих радостей. В отчаянии он призывает духов – властителей вселенной.

Потусторонние существа недовольны его призывом, но откликаются, ибо не в силах отказать требованию повелителя. По очереди репликами обозначают свое невидимое присутствие семь духов – эфира, гор, морей, вулканов, бурь, ночи, света. Хором они спрашивают, зачем потревожены, что нужно от них смертному.

Манфред просит у них забвения, недовольство духов сменяется удивлением. Забвение оказывается непонятным и неподвластным понятием для существ, живущих в вечности одновременно прошедшим, настоящим и будущим. Они предлагают взамен одарить его земными благами – властью, богатством, долголетием, которые он презрительно отвергает.

Перед уходом дух света выполняет просьбу предстать в каком-либо земном образе. Им оказывается образ прекрасной женщины, увидев который Манфред лишается чувств.

Сцена заканчивается монологом эфемерного Голоса, произносящего заклинания, приоткрывающего тайну мученика – на его душу наложено заклятие непрекращающихся страданий.

Вторая сцена

Утром граф взбирается на вершину горы Юнгфрау, возвышающуюся над облаками. Не получая удовольствия от жизни, он решает прекратить свои земные страдания. Его монолог о сожалении и прощании с миром особенно пронзителен на фоне прекрасных альпийских пейзажей.

Это случайно замечает охотник за сернами, который тайком подбирается и силой удерживает самоубийцу от прыжка с обрыва. Уговорами заставляет спуститься с горы и уводит.

Акт второй

Действия сцен начинаются у подножия альпийских гор и переносятся все выше.

Первая сцена

События происходят в охотничьей хижине. Охотник узнает в молодом человеке представителя знатного богатого рода, всячески старается отвлечь его от тяжелых мыслей. Пытается ублажить его, согреть, предлагает вино и беседу. Но увещевания незамысловатого охотника сводятся к смирению, терпению, молитвам, что претит мятежным порывам графа. Герой отвергает предложение сопроводить его до замка, откупается от спасителя золотом и уходит.

Вторая сцена

Манфред отправляется не домой, а в нижнюю долину гор к водопаду, где вызывает фею Альп. Она благоволительно предлагает ему помощь, выслушивает, но негодует, когда узнает, что причина страданий – долг перед умершей смертной. Позже фея смягчается, обещает, хотя бессильна над мертвыми, выполнить желание влюбленного – на миг увидеть возлюбленную. Но выдвигает требование во всем ей повиноваться.

Манфред не может усмирить свою гордость, чтобы подчинить свою волю существу, которого считает своим рабом. Он прогоняет фею и решает обратиться к демонам, близким к царству мертвых.

Третья сцена

Ночью на вершине Юнгфрау, с которой утром хотел броситься страдалец, собираются парки. Мифические существа, властительницы человеческих судеб поют о своих деяниях на земле – они одаривают благополучием и властью людям, взамен требуя, чтобы те служили темным силам, сеяли зло. Парки ожидают Немезиду – богиню возмездия. С ее появлением все отправляются к своему повелителю Ариману.

Четвертая сцена

Парки с Немезидой прибывают в чертоги Аримана – властелина смерти и тьмы, олицетворяющего злое начало. Он восседает на троне в виде огненного шара и принимает восхваления духов, когда появляется Манфред. Духи разгневаны присутствием смертного, но подчиняются приказу Аримана, повелевшего им выполнить желание человека – заставить восстать усопшую, но не погребенную в земле Астарту.

Немезида вызывает молчаливый призрак Астарты. Граф, наконец добившийся своего, требует у нее для себя прощения или проклятия. Но единственное, что изрекает восставшая, это пророчество о том, что до утра он покинет землю, и исчезает навсегда.

Акт третий

Действия переносятся в графский замок.

Первая сцена

За час до заката солнца Манфреда посещает аббат святого Мориса, который наслышан о поведении молодого человека, прибыл, чтобы спасти его мятежную душу. Но искушенная чернокнижием душа не принимает уговоров вернуться к религиозному смирению, отвергает возможность покаяться и найти успокоение в молитве. Аббат видит, что он стремится к гибели, решает за ним осторожно следить.

Вторая сцена

Сама короткая сцена, в которой на зов хозяина является слуга Герман и сообщает о закате. Стоя у окна, граф прощается со светилом.

Третья сцена

На террасе перед башней, в которой уединился Манфред, беседуют Герман, Мануэль, другие графские слуги. Из их разговора становится понятно, что единственным близким существом хозяина была его возлюбленная Астарта, с которой его связывали родственные узы. Слуг прерывает аббат, требующий допуска в башню. Мануэль противится, но обещает служителю поведать нечто, о чем автор предпочитает не рассказывать читателю.

Четвертая сцена

Аббат входит в башню, где граф готовится к смерти. Он пытается говорить с мучеником, но его уговоры прерывает появление мрачного признака. Дух просит священнослужителя не вмешиваться и зовет Манфреда с собой. Тот одинаково противится как аббату, так злому духу, но ждет смерти как избавления.

Дух исчезает. Силы оставляют молодого человека. Он умирает без покаяния на руках у аббата, страшащегося даже подумать о мире, куда в одиночестве отправилась гордая душа. Занавес.

Произведение по стилю, чувственной силе изложения оставляет у читателя «послевкусие» мистической загадочности, трепета перед непонятными высшими материями. Разочарованию от смерти главного героя сопутствуют восхищение его гордостью, жертвенностью, несломленным духом, что характерно для мрачного, но романтичного творчества Байрона.

Байрон Джордж Гордон
Произведение “Манфред”

Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия “Манфред”, пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией “Каин”, 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, – все это наложило неизгладимый отпечаток “мировой скорби” на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал ее для чтения), в которой наиболее зоркие из современников – не исключая и самого великого немца – усмотрели романтический аналог гетевского “Фауста”.
Никогда еще непредсказуемый автор “Чайльд Гарольда”, “Гяура” и “Еврейских мелодий” не был столь мрачно-величествен, так “космичен”

В своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался “Манфред” и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно “зависает” где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора – а, следовательно, и для его аудитории – монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.
Поэма открывается, как и гетевский “Фауст”, подведением предварительных – и неутешительных – итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования. “Науки, философию, все тайны / Чудесного и всю земную мудрость – /Я все познал, и все постиг мой разум: / Что пользы в том?” – размышляет изверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, – это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи – и просит подарить ему забвение. “Забвение неведомо бессмертным”, – отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, “какой ему пристойнее”. И седьмой дух – дух Судьбы – появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.
Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами – встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти – отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: “Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей – от нас самих, / Жизнь для меня – безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут.”
Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп – одной из сонма “властителей незримых”, чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он доверить свою печальную исповедь.
С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, “в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана”; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, “что знали только в древности”. Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища – ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, – Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.
“Фея. Над мертвыми бессильна я, но если / Ты поклянешься мне в повиновеньи.” Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он – влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.
Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском “Макбете”; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них “.женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью / превращала / В безумцев мудрых, глупых – в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе.” Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне – огненном шаре.
Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.
Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: “Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука – / Обмен одних незнаний на другие”. Манфред просит Немезиду вызвать из небытия “в земле непогребенную – Астарту”.
Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: “Заутра ты покинешь землю”. И растворяется в эфире.
В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его “очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом”. “Слишком поздно”, – слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: “Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок – я тоже”. Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца – последнего в его жизни.
А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта – “единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось.” Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.
Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. “Дух. Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, – один”. Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского “Фауста”, то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред (“Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья”).
“Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!” – бросает он на прощание аббату.

1. Ганс Христиан Андерсен Произведение “Гадкий утенок” Гадкий утенок – сказочный образ, в котором воплощены представления автора о судьбе и назначении гения: вопреки всем обстоятельствам, он обязательно добьется признания и славы....
2. Генрих Гейне Произведение “Гренадеры” Во Францию два гренадера Из русского плена брели, И оба душой приуныли, Дойдя до немецкой земли. Придется им – слышат – увидеть В позоре родную страну....
3. Чехов Антон Павлович Рассказ А. П. Чехова “Анна на шее” “После венчания не было даже легкой закуски”. 18-летняя девушка Аня вышла замуж за 52-летнего чиновника Модеста Алексеича. После свадьбы они...
4. Аверченко Аркадий Тимофеевич Произведение “Слепцы” Королевский сад в эту пору дня был открыт, и молодой писатель АVЕ вошел туда, побродил по дорожкам и присел на скамью, на которой уже сидел...
5. Теодор Драйзер Произведение “Американская трагедия” События, о которых повествует Теодор Драйзер в романе “Американская трагедия” разворачиваются в Америке. Главным героем романа является Клайд Грифитс, молодой человек, стремящийся к богатству, славе,...
6. Блез Паскаль Произведение “Мысли” “Пусть же человек знает, чего он стоит. Пусть любит себя, ибо он способен к добру”, “пусть презирает себя, ибо способность к добру остается в нем втуне”....
7. Ганс Христиан Андерсен Произведение “Русалочка” Русалочка – сказочный образ, созданный на основе народного поверья, творчески переработанного Андерсеном. Народное поверье гласило, что русалка обретала бессмертную душу благодаря верной любви человека. По...
8. Генри Джеймс Произведение “Дэйзи Миллер” Молодой американец Уинтерборн, много лет живущий в Европе и успевший отвыкнуть от американских нравов, приезжает в маленький швейцарский городок Веве повидаться с теткой. В гостинице...
9. Рюноскэ Акутагава Произведение “В чаще” Рассказ японского писателя Акутагавы Рюноскэ считается самым лучшим в мире рассказом из когда-либо написанных. Несколько человек рассказывают о произошедшем убийстве, все по-разному, и читателю трудно...
10. Максим Горький Произведение “Случай с Евсейкой” Маленький мальчик Евсейка удил на берегу моря. Со скуки уснул и свалился в воду. Он не испугался. Нырнул и достал дна. Смотрит вокруг –...
11. Блок Александр Александрович Произведение “Роза и крест” Действие происходит в XIII в. во Франции, в Лангедоке и Бретани, где разгорается восстание альбигойев, против которых папа организует крестовый поход. Войско, призванное...
12. Синявский Андрей Донатович Произведение “Любимов” В сказовой повести повествуется о странной истории, происшедшей с заурядным любимовским обывателем Леней Тихомировым. До той поры в Любимове, стоящем под Мокрой Горой, никаких чудесных...
13. Август Стриндберг Произведение “Фрекен Юлия” Действие происходит в Швеции, в графской, усадьбе на кухне в ночь на Ивана Купалу, когда, согласно народной традиции, среди отмечающих этот религиозно-магический праздник временно отменяются...
14. Камило Хосе Села Произведение “Улей” Действие происходит в 1942 г. и сосредоточено вокруг маленького кафе в одном из мадридских кварталов. В книге около ста шестидесяти персонажей, они появляются и, едва...
15. Тургенев Иван Сергеевич Произведение “Холостяк” Действующие лица (сокращенный список). Михайло Иванович Мошкин, 50 лет. живой, хлопотливый, добродушный. Петр Ильич Вилицкий, 23 лет. нерешительный, слабый, самолюбивый человек. Родион Карлович фон Фонк,...
16. Короленко Владимир Галактионович Произведение “Чудная” Морозова – главная героиня, политзаключенная. В центре повествования этого раннего произведения писателя – рассказ конвойного-жандарма Гаврилова о девушке-“политичке” (политзаключенной) Морозовой, которую он сопровождал в ссылку....
17. Шиллер Фридрих Иоганн Произведение “Поликартов перстень” На кровле он стоял высоко И на Самос богатый око С весельем гордым преклонял. “Сколь щедро взыскан я богами! Сколь счастлив я между царями!”...
18. Закруткин Виталий Александрович Произведение “Матерь человеческая” Великая Отечественная война – тяжелейшее из всех испытаний, какие когда-либо выпадали на долю нашего народа. Ответственность за судьбу Родины, горечь первых поражений, ненависть к...
19. Платонов Андрей Платонович Произведение “Фро” Перу прекрасного российского писателя Андрея Платонова принадлежит множество произведений, в том числе Фро. Главная героиня произведения – двадцатилетняя девушка Фрося, дочь железнодорожника. Ее муж уехал...
20. Васильев Борис Львович Произведение “Гибель богинь” Главная героиня повести Бориса Васильева “Гибель богинь” – Наденька, жена директора крупного завода. Ее жизнь полна безмятежного счастья, но только до тех пор, пока...

Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия "Манфред", пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией "Каин", 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, - все это наложило неизгладимый отпечаток "мировой скорби" на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников - не исключая и самого великого немца - усмотрели романтический аналог гетевского "Фауста".

Никогда еще непредсказуемый автор "Чайльд Гарольда", "Гяура" и "Еврейских мелодий" не был столь мрачно-величествен, так "кос-мичен" в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался "Манфред" и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно "зависает" где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора - а, следовательно, и для его аудитории - монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.

Поэма открывается, как и гетевский "Фауст", подведением предварительных - и неутешительных - итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования. "Науки, философию, все тайны / Чудесного и всю земную мудрость - /Я все познал, и все постиг мой разум: / Что пользы в том?" - размышляет изверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, - это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи - и просит подарить ему забвение. "Забвение неведомо бессмертным", - отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, "какой ему пристойнее". И седьмой дух - дух Судьбы - появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств.

Одиноко скитающегося по горным утесам в окрестностях высочайшей горы Юнгфрау, с которой связано множество зловещих поверий, его встречает охотник за сернами - встречает в миг, когда Манфред, приговоренный к вечному прозябанию, тщетно пытается покончить самоубийством, бросившись со скалы. Они вступают в беседу; охотник приводит его в свою хижину. Но гость угрюм и неразговорчив, и его собеседник скоро понимает, что недуг Манфреда, его жажда смерти - отнюдь не физического свойства. Тот не отрицает: "Ты думаешь, что наша жизнь зависит / От времени? Скорей - от нас самих, / Жизнь для меня - безмерная пустыня, / Бесплодное и дикое прибрежье, / Где только волны стонут..."

Уходя, он уносит с собою источник терзающей его неутолимой муки. Только фее Альп - одной из сонма "властителей незримых", чей ослепительный образ ему удается вызвать заклятием, стоя над водопадом в альпийской долине, может он поверить свою печальную исповедь...

С юности чуждавшийся людей, он искал утоления в природе, "в борьбе с волнами шумных горных рек / Иль с бешеным прибоем океана"; влекомый духом открытия, он проник в заветные тайны, "что знали только в древности". Во всеоружии эзотерических знаний он сумел проникнуть в секреты невидимых миров и обрел власть над духами. Но все эти духовные сокровища - ничто без единственной соратницы, кто разделял его труды и бдения бессонные, - Астарты, подруги, любимой им и им же погубленной. Мечтая хоть на миг снова свидеться с возлюбленной, он просит фею Альп о помощи.

"Фея. Над мертвыми бессильна я, но если / Ты поклянешься мне в повиновеньи..." Но на это Манфред, никогда ни перед кем не склонявший головы, не способен. Фея исчезает. А он - влекомый дерзновенным замыслом, продолжает свои блуждания по горным высям и заоблачным чертогам, где обитают властители незримого.

Ненадолго мы теряем Манфреда из виду, но зато становимся свидетелями встречи на вершине горы Юнгфрау трех парок, готовящихся предстать перед царем всех духов Ариманом. Три древние божества, управляющие жизнью смертных, под пером Байрона разительно напоминают трех ведьм в шекспировском "Макбете"; и в том, что они рассказывают друг другу о собственном промысле, слышатся не слишком типичные для философских произведений Байрона ноты язвительной сатиры. Так, одна из них "...женила дураков, / Восстановляла падшие престолы / И укрепляла близкие к паденью <...> / <...> превращала / В безумцев мудрых, глупых - в мудрецов, / В оракулов, чтоб люди преклонялись / Пред властью их и чтоб никто из смертных / Не смел решать судьбу своих владык / И толковать спесиво о свободе..." Вместе с появившейся Немезидой, богиней возмездия, они направляются в чертог Аримана, где верховный правитель духов восседает на троне - огненном шаре.

Хвалы повелителю незримых прерывает неожиданно появляющийся Манфред. Духи призывают его простереться во прахе перед верховным владыкой, но тщетно: Манфред непокорен.

Диссонанс во всеобщее негодование вносит первая из парок, заявляющая, что этот дерзкий смертный не схож ни с кем из своего презренного племени: "Его страданья / Бессмертны, как и наши; знанья, воля / И власть его, поскольку совместимо / Все это с бренным прахом, таковы, / Что прах ему дивится; он стремился / Душою прочь от мира и постигнул / То, что лишь мы, бессмертные, постигли: / Что в знании нет счастья, что наука - / Обмен одних незнаний на другие". Манфред просит Немезиду вызвать из небытия "в земле непогребенную - Астарту".

Призрак появляется, но даже всесильному Ариману не дано заставить видение заговорить. И только в ответ на страстный, полубезумный монолог-призыв Манфреда откликается, произнося его имя. А затем добавляет: "Заутра ты покинешь землю". И растворяется в эфире.

В предзакатный час в старинном замке, где обитает нелюдимый граф-чернокнижник, появляется аббат святого Мориса. Встревоженный ползущими по округе слухами о странных и нечестивых занятиях, которым предается хозяин замка, он считает своим долгом призвать его "очиститься от скверны покаяньем / И примириться с церковью и небом". "Слишком поздно", - слышит он лаконичный ответ. Ему, Манфреду, не место в церковном приходе, как и среди любой толпы: "Я обуздать себя не мог; кто хочет / Повелевать, тот должен быть рабом; / Кто хочет, чтоб ничтожество признало / Его своим властителем, тот должен / Уметь перед ничтожеством смиряться, / Повсюду проникать и поспевать / И быть ходячей ложью. Я со стадом / Мешаться не хотел, хотя бы мог / Быть вожаком. Лев одинок - я тоже". Оборвав разговор, он спешит уединиться, чтобы еще раз насладиться величественным зрелищем заката солнца - последнего в его жизни.

А тем временем слуги, робеющие перед странным господином, вспоминают иные дни: когда рядом с неустрашимым искателем истин была Астарта - "единственное в мире существо, / Которое любил он, что, конечно, / Родством не объяснялось..." Их разговор прерывает аббат, требующий, чтобы его срочно провели к Манфреду.

Между тем Манфред в одиночестве спокойно ждет рокового мига. Ворвавшийся в комнату аббат ощущает присутствие могущественной нечистой силы. Он пытается заклять духов, но тщетно. "Дух. <...> Настало время, смертный, / Смирись. Манфред. Я знал и знаю, что настало. / Но не тебе, рабу, отдам я душу. / Прочь от меня! Умру, как жил, - один". Гордый дух Манфреда, не склоняющегося перед властью любого авторитета, остается несломленным. И если финал пьесы Байрона сюжетно действительно напоминает финал гетевского "Фауста", то нельзя не заметить и существенного различия между двумя великими произведениями: за душу Фауста ведут борьбу ангелы и Мефистофель, душу же байроновского богоборца обороняет от сонма незримых сам Манфред ("Бессмертный дух сам суд себе творит / За добрые и злые помышленья").

"Старик! Поверь, смерть вовсе не страшна!" - бросает он на прощание аббату.

Драматическая поэма открывается предварительным подведением итогов долгой и очень бурно прожитой жизни. Они неутешительны. Об этом размышляет герой поэмы, разуверившийся в ценностях интеллекта, граф-чернокнижник Манфред, пугающий слуг своим нелюдимым образом жизни. Гордый феодал и наделённый таинственными познаниями отшельник жаждет конца, забвения. В конце концов, отчаявшись обрести его, Манфред вызывает духов разных стихий: морей, эфира, земных глубин, гор, ветров и бурь, тьмы и ночи. Он просит подарить ему долгожданное забвение. Но от одного из духов слышит, что забвение неведомо бессмертным.

Скитающегося по горным утёсам безутешного Манфреда встречает охотник за сернами. Это происходит в то время, когда граф безрезультатно пытается уйти из жизни, бросившись со скалы вниз. Они вступают в беседу. Охотник приводит Манфреда в свою хижину. Но странный гость неразговорчив и угрюм. Его собеседник со временем понимает, что недуг Манфреда и его отчаянная жажда смерти не физического свойства.

С юности Манфред искал утоления в природе, он смог проникнуть в секреты невидимых миров, даже обрёл власть над духами. Однако эти духовные сокровища - ничто без его любимой Астарты, им же когда-то погубленной. Мечтая хотя бы на миг опять увидеть свою возлюбленную, он просит о помощи фею Альп, которой доверил свою исповедь.
На вершине горы Юнгфрау встречаются три древних божества, управляющих жизнью смертных. Манфред просит вызвать из небытия Астарту. Призрак появляется, но никому не удается заставить видение заговорить. Лишь в ответ на полный страсти монолог Манфреда оно откликается, произнося его имя. Затем, добавляя, что завтра он покинет землю, без следа растворяется в эфире.

В предзакатный час в старинный замок, где живет в полном уединении граф-чернокнижник, приходит аббат святого Мориса. Он встревожен распространившимися по округе слухами о весьма странных занятиях, коим предаётся граф. Аббат считает своим долгом призвать Манфреда очиститься от скверны покаяньем. Но, оборвав разговор, Манфред спешит уединиться, чтобы насладиться прекрасным зрелищем заката солнца - последнего в его жизни.

Манфред спокойно ожидает рокового момента. Аббат, ворвавшись в комнату, ощутил некое присутствие могущественной нечистой силы. Гордый дух Манфреда, никогда не преклоняющего колен ни перед какой властью и авторитетами, остаётся несломленным.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Манфред». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.